Мостовой Петр (2)

В книге впервые систематически изложены идеологические основания российской государственности.

Авторы утверждают, что идеология, запрос на которую сегодня общепризнан, является опирающимся на историю прикладным знанием, которое обеспечивает практическое понимание хода социальных процессов, сознательное успешное участие в них, включая политическую активность. Для авторов идеология – выученный урок истории России, её народа и государства в их взаимоотношениях, русская цивилизационная стратегия.

На этой основе книга отвечает на вопросы: кто мы, откуда и куда идём, каким должен быть ответ России на вызовы современности, какое место в меняющемся мире она способна занять.

Второе издание дополнено новым разделом, посвящённым конституционализму и его историческому развитию в России, а также Лексиконом идеолога – тезаурусом основных понятий идеологического мышления.

2-е издание, дополненное.

Признаться, я уже давно привык к тому, что "во всем виноват Чубайс". Эдакое всенародное пугало, бездушный истукан. Одним словом — "Чубайс на ваши головы!" Оправдываться не собираюсь: я не девушка и не кандидат в депутаты, чтобы всем нравиться. Но все — таки в одном, принципиальнейшем, как мне кажется, вопросе мне бы очень хотелось быть понятым своими соотечественниками. Были ли у меня и моих соратников по приватизации ошибки? Конечно, были, но пусть в нас бросит камень тот, кто, активно участвуя в проведении российских реформ, не делал их. Однако в главном, я убежден в этом, мы были правы. Мне говорят: "Вы навязали России чуждую ей приватизацию, вы навязали ей антинародные рыночные реформы". Так вот, я хочу ответить: нет! Это нам — мне и моему поколению — сама жизнь "навязывала" необходимость перемен. Эти перемены назревали постепенно, исподволь, когда мы — те, кому сегодня к сорока, что называется, пешком под стол ходили. И эти перемены всей тяжестью своей навалились на нас, едва мы только — только встали на ноги. В силу целого ряда субъективных причин те, кого потом назвали "Гайдар и его команда", оказались в эпицентре событий. Последнее не принципиально: фамилии могли быть и другие. Но реформы — они врывались неотвратимов судьбы моих сверстников. Их диктовало время. Каждый решал сам: принять их или уклониться, но не было такой воли, которая бы могла предотвратить ход истории…