Фарс‑мажор 2

Книга Андрея Колесникова «Веселые и грустные истории про Машу и Ваню» – это современная версия «От двух до пяти» Корнея Чуковского. Дети автора Маша и Ваня взрослеют на глазах. Взрослеют вместе с отцом. Побеждают (чаще) и проигрывают (иногда), делают открытия, удивляются, радуются и грустят. И вместе с ними – хотя порой вдали от них – побеждает и проигрывает, делает открытия, удивляется, радуется и грустит Андрей Колесников, журналист, литератор, отец.

Отец троих детей. Ведь старший, Никита, тоже вместе с ними, хотя и далеко от них. Этот удивительный любовный роман продолжается вот уже шесть лет. Этим детям есть что сказать, и они разговаривают с Андреем – а значит, и с нами – на равных. Поэтому эта книга пригодится и родителям, которые видят своих детей реже, чем хотят, но чаще, чем могут, и детям, которым никогда не будет достаточно своих родителей.

Who is this Vladimir Putin?

Who is this man who suddenly—overnight and without warning—was handed the reigns of power to one of the most complex, formidable, and volatile countries in the world?

How can we trust him if we don’t know him?

First Person

Специальный корреспондент издательского дома «КоммерсантЪ» Андрей Колесников наблюдает за Владимиром Путиным уже 17 лет. Смотрит, спрашивает, думает, опять смотрит, записывает, пишет, диктует, передает…

Только Андрею Колесникову удалось подойти к Путину настолько близко и оставаться рядом так долго. Возможно, потому, что он просто честно делал свою работу — и настолько хорошо, что журналистика в его исполнении стала уже литературой.

Она позволяет ему показать настоящего Владимира Путина, не успевшего прикрыться от миллионов заинтересованных наблюдателей частоколом многообразных ритуалов, из которых состоит его должность.

Журналист всегда отделен от такого героя стеной — стеной статуса, протокола, регламентов, да и просто Кремлевской стеной, или «стенкой», как называют ее те, кто за ней работает.

Главный герой книги «На солнечной стороне улицы» – сам Город, Голем романа… Я лишь вдувала жизнь в его глиняные дувалы, чтобы он встал перед нами – очарованный, шумный, яркий, столпотворимый. Я лишь рассадила по сюжету населяющие его существа, а их чувства и изреченные мысли придумала по возможности правдиво, чтобы обрели они плоть и пот; чтобы писательских приемчиков и ниточек, этих «набоковских домовых», которые, как известно, живут в тексте и прядут прозу, не удалось углядеть. Чтобы, просто-напросто, вчитавшись (а это ведь род заклинаний!), ты попадал в Город и начинал там жить…

Мне хотелось, чтобы на поверхности этого романа необходимым миражом присутствовал причудливый сюжет – его арки и арыки, дворы и базары, кентавры и ангелы, святые и злодеи; чтобы витал над ним абсурдный азиатский быт, незыблемый в своей безумности, крутящий вверх ногами печальное черно-белое кино. Чтобы описанный, воссозданный мною, воплощенный в картинах моей героини Веры Город-роман полнился Вавилонско-Брейгелевским многоголосьем, баянился, строился, тянулся ввысь – возникал воочью.

Чтобы в этом романе, на котором лежит солнечная печать моего детства, навечно поселилось сладостное прошлое: «И стал Ташкент»…

Дина Рубина